Старой лиственницы грусть

О том, что вот тут, на правом берегу Устьи, когда-то стояла небольшая деревушка, сегодня мало кто знает. Об этом напоминает разве что только старая высокая лиственница.

Деревенька, расположившаяся на высоком речном берегу, фасадами жилищ к солнцу, была из разряда невеличек. Таких по Устьянским волостям всегда числилось великое множество. И было в Марково в наличии всего лишь семь хозяйств. Восьмой дом некоего местного купца по прозвищу Крохаль пустовал. Вроде бы и небольшое селеньице, а значится еще в переписной книге 1692 года по Леонтьевской – Чадромской волости. Деревушку еще называли Будрино. Но это название фактически не употреблялось и не прижилось. К тому же деревня с таким названием, более многолюдная, была уже тогда, существует и сегодня в среднем течении Устьи.
В церковных святцах имеется мужское имя Марк, отсюда, возможно от первого поселенца, и название деревни. Напротив, на левобережье было еще одно жилое место, образовавшееся много позже, – хутор Марковский, основанный, видимо, выходцами из Марково. Состоял он из двух хозяйств. Полянки, принадлежащие хуторянам, заметны и сейчас. Имелись тогда здесь и несколько небольших селений, наиболее крупным из которых считалась деревня Дмитренаволоцкая, состоящая из 12 подворий. В Чесноково числилось 10 подворий, зато там были магазин, пекарня, лесничество и лесхимартель.
Хозяева марковских подворий носили фамилии: Стрюковы, Кашины, Борские, Кузнецовы. Люди тут жили интересные. В частности, Павел Стрюков был очень набожным человеком. В его доме имелось довольно много икон, он истово и часто молился. Лаврин Кузнецов слыл человеком хоть и строгим, но добрым.
Семья Николая Кашина переехала сюда из деревни Петроковской, что находится в нескольких километрах ниже по реке, в 1961 году. Тогда у них там сгорело жилище, а в Маркове как раз продавался свободный дом. Они его приобрели и стали проживать на новом месте. Это та самая семья, из которой вышли в конце двадцатого века два известных в Устьянском районе предпринимателя - братья Николай Николаевич и Виктор Николаевич Кашины.
Кстати, только у Кашиных помимо коровы содержались еще и овцы. У других жителей такой мелкой скотинки не водилось. Благодаря овечьей отаре деревенская улица всегда была словно выстрижена. Никакая трава вырастать на ней просто не успевала.
Именно у Кашиных в доме был и единственный на всю деревню радиоприемник на батареях. И когда по радио передавались важные правительственные сообщения, жители узнавали об этом много раньше других.
Местной знаменитостью считался Иван Стрюков, складывающий поэтические строки, стилизируя их под народный фольклор. Что, скорее всего, его и подвело. Однажды над деревней пролетел самолет, из которого посыпались, кружась в воздухе ,белые бумажные листы. Иван Стрюков собрал несколько экземпляров этих листовок и ознакомился с их содержанием. Что там было написано и для кого они предназначались, доподлинно осталось неизвестным. Только Ивана вскоре забрали куда следует. Точнее, он сам по простоте своей сдался уполномоченному райотдела НКВД. Когда «энкэвэдешник» с левого берега прокричал, чтобы его кто-нибудь перевез за реку, перевозчиком оказался именно тот, за кем государственный человек и прибыл. Арест совершился тут же, на берегу.
О том, что вот тут, на правом берегу Устьи, когда-то стояла небольшая деревушка, сегодня мало кто знает. Об этом напоминает разве что только старая высокая лиственница. Стрюков долго отсутствовал в деревне, однако, впоследствии его все же выпустили. Говорили, что он содержался в психиатрической лечебнице, хотя, это могут быть всего лишь слухи.
На берегу реки, аккурат напротив того места, где стоял дом Стрюковых, до сих пор лежит большой плоский камень. Он памятен тем, что Николай Стрюков, работавший преподавателем в профтехе, на нем, словно на сцене, к всеобщему удовольствию своих односельчан классно выбивал чечетку. Зрелище еще то: посмотреть сходились все жители, особое любопытство проявляли молодые люди.
При Советской власти деревушка жила своей вполне обыденной привычной жизнью. Просторных полевых угодий тут никогда не было. Пашня и сенокосные пожни располагались в основном по берегу. Люди работали в колхозной бригаде и в лесохимии. Конюшня, гумно, телятник, смолокурня неподалеку, вот, пожалуй, и все где они могли трудиться.
В лесохимии работал и житель деревни Николай Федорович Борский (на снимке). Его детство пришлось на трудные военные годы. Отец Федор Васильевич ушел на фронт и отдал жизнь за Родину в августе сорок четвертого. Из деревни Марково, судя по непроверенной информации, ушли на фронт пятеро мужчин, трое из них погибли.
Николай с раннего детства очень любил лес и старался как можно больше времени проводить в тайге. Знал тут каждую тропинку, каждый ручеек. Часто в разговорах повторял, что он лесной человек. И это было действительно так. В лесу он чувствовал себя в своей стихии. Более того, это был безотказный на людские просьбы человек. Он никогда никому из односельчан не отказывал, о чем бы они его ни попросили. Хоть дров нарубить, хоть изгородь поправить, хоть по первому морозу поросенка заколоть… Люди его так и звали «слугой народа», да он и не оспаривал.
Благодаря Николаю Федоровичу я впервые посетил то место, где стояла деревня Марково. Он показал мне и заросшее травой печище своего родного дома. Побывали тогда и на месте смолокурни. А лесной участок, на котором Николай Федорович одно время вместе со своей женой Анной Николаевной, что называется серодоили, то есть, собирали живицу, находился неподалеку от деревни. Здесь, в сосновых борах, в том числе и за деревней Мягкославской, до сих пор видны на соснах заплывшие смолой старые вздымки.
Спустя уже довольно много лет после того, как деревни не стало, на марковских угодьях решил организовать свое крестьянское хозяйство житель поселка Октябрьский Энгельс Михайлович Ручьев. Распахал бывшие приусадебные участки, завез сюда свой домашний скот, замостил подъезд со стороны леса, построил временное помещение для скота. Потом с сыновьями начал строить здание фермы на несколько десятков голов крупного рогатого скота. Возвел стены уже до оконных проемов, но строительство пришлось остановить. А затем и вообще свернуть всю сельскохозяйственную деятельность. Главная причина - отсутствие электроэнергии. На свои средства проложить электролинию от деревни Мягкославская или перебросить провода над рекой и установить подстанцию оказалось не подъемно. А власти помочь фермеру не смогли или не захотели.
… Вот и опять осень. Сижу на береговом откосе под лиственницей, позади меня густо заросшее травой ровное пространство, некогда имевшее статус единственной в Марково деревенской улицы. Поднимаю голову вверх и долго смотрю на толстые со скудной зеленью иголок ветви. В них шумит холодный ветер, и под его порывами они слегка покачиваются. На стволе, чуть повыше узловатых толстых ветвей, причудливо изогнутых, сохранилась прибитая деревянная планка. Видимо, кто-то когда-то крепил к ней скворечник, которого давно нет. Кто и когда, уже не выяснить, да и ни к чему. Слушаю шум ветра и ловлю себя на мысли: а ведь это не просто дерево, это своеобразный природный памятник деревне. Ибо только по ней теперь и можно еще узнать то место, где она стояла. Пока высится над рекой старая лиственница, немая свидетельница прошлого, люди могут предполагать о том, что не столь уж давно здесь была жизнь со всеми ее атрибутами. А о новой попытке возродить деревню напоминают только два разрушающихся сарайчика, которых также скоро не станет.

Олег Борисов