СЕВЕРНАЯ МАГИСТРАЛЬ

Проект Северной магистрали был составлен в Ленинграде еще в 1938 году в расчете на то, что эта дорога будет самой крупной на Севере Советского Союза. Когда началась Великая Отечественная война, то военный совет Архангельской области обратился в Государственный комитет обороны с просьбой об ускорении ее строительства. Ведь бесплатной рабочей силы в Северном крае было в ту пору видимо-невидимо. Тысячи и тысячи людей томились в Каргопольлаге, Печорлаге, Кулойском исправительно-трудовом лагере НКВД.

Страна была на военном положении, поэтому разрешение пришло быстро. Прокладку трассы Коноша - Котлас поручили Северо - Двинскому лагерю НКВД - одному из подразделений главного Управления железнодорожного строительства. В рекордные сроки проложили однопутку, и с марта 1942 года беспрерывным потоком пошли по ней составы с грузом на фронт. Почти одновременно был сдан в эксплуатацию участок линии Котлас - Ковжа. Всего же в годы войны на Северо - Печорской дороге по территории нашей области проложили 467 км железнодорожных путей, отстроено большое количество станций, паровозных депо, жилых домов.

Под дорогу планировалось отдать 4000 гектаров площадей. В Вельском районе была выделена тысяча гектаров плодородных земель колхозов, в Устьянском и Котласском районах - 3000 га. В нашем районе шпалы и рельсы укладывались в болота. В Вельск первые строители - зеки стали прибывать в 1940 году. Сразу же приступили к возведению лагерных пунктов, складов, контор, колючей проволокой обносили колхозные постройки, скотные дворы.

Война и быстрое продвижение немецких войск, захвативших Украину и шахтёрский Донбасс, заставили северян спешить, чтобы как можно быстрее добраться до воркутинского угля.

Сегодня мы знаем, кто начинал строительство этой дороги - заключенные, люди, лишенные всех прав, даже права на могилу, под каждой шпалой - мертвец. Когда путейцы много позднее обновляли и расширяли магистраль , то в разрытом полотне видели множество черепов и костей безвестных первостроителей.

Несколько лет назад мне удалось поговорить с одним из земляков. Алексей Николаевич, бывший уполномоченный НКВД, а проще говоря, охранник - стрелок, поведал, что большая часть заключенных была политические. То есть, люди образованные, интеллигентные из Подмосковья, Саратова, Украины. Но немало было и местных, устьянских.

Жили они в бараках, поселения на сто человек назывались колоннами. Колонны стояли через каждые два километра. Начальниками колонн часто назначались уголовники.

«Работающие получали по 400 - 600 граммов черного хлеба, а «доходяги» - по 200 граммов. Хотя их тоже заставляли работать, до места везли в розвальнях. Накладут, как дрова, привяжут, чтобы по дороге не свалились. Кто в дороге умирал, хоронили прямо в лесу или под шпалы клали, не утруждая себя копанием могил», - рассказывал мне Алексей Николаевич.

Конвоиров в основном набирали из местных жителей. Но и уголовникам частенько доверяли эту роль. Они, пользуясь властью, отнимали у других заключенных пайки, одежду. Политические их боялись. Да они вообще всех боялись, ведь доносы писались по любому поводу.

Сердобольные киземские женщины как могли подкармливали обездоленных. Летом, собирая в лесу ягоды, так и рассчитывали: ведро - себе, ведро - за колючую проволоку.

Когда закончилась война, правительство объявило амнистию тем, кто имел срок до трех лет. На свободу вышли уголовники. Политические сидели по другой статье №58, то есть, от десяти и более лет лагерей. Вот из них-то мало кто освободился, тут, в болотах, и сгинули.

По рассказам местных жителей, особенно страшным выдался 1942 год: лютый мороз, цинга, боль, кровавые мозоли, грунт промерз, а людей в стужу заставляли долбить камнем застывшую землю. В лазарет постоянно привозили из колонн истощенных людей. Тут их, как товар, сортировали: кого еще можно подлечить, а кого уже пора списывать по акту. Многие сами хотели умереть, чтобы не мучиться.

У нас, в Дмитриевской стороне, лагерная зона находилась у карьера близ деревни Лущево. Всю округу колючей проволокой обнесли.

«Немало хлопот приносило такое соседство местным жителям, - рассказывал мне Василий Яковлевич Попов, -зеки постоянно убегали, стрелки ловили их по деревне, а, поймав, безжалостно били, собаки беглецов в кровь рвали. Я в ту пору подростком был. Позвал меня как-то стрелок в лес собирать грибы для заключенных. Причем, велел брать все подряд, кроме мухоморов. Но я же знал, что кроме мухоморов немало других ядовитых, смекнул, что охранник недоброе удумал, отказался в лес идти. Не захотел грех на душу брать, людей травить».

Жители деревни Лущево, близ которой находилась зона, рассказывали, что заключенные, занятые на погрузке гравия для насыпи железной дороги, частенько у подростков отнимали молоко, а когда резали колхозных телят, то работники ферм стояли с ружьем на всякий случай. Однажды сами стрелки шесть овец утащили.

Геннадию Николаевичу Ипатову, ныне здравствующему, запомнилось, как однажды ехал он на лошади из Дмитриево в Кизему. Дорога шла лесом рядом с карьером Лущево, где работали заключенные - они грузили гравий для строительства. Лошадь шла не спеша, и голодные зеки незаметно стянули из телеги узелок с едой. Подъезжая к Киземе, Геннадий Николаевич увидел медленно идущую колонну заключенных. Спереди, с боков, сзади их охраняли стрелки, собаки. Руки за спиной, по сторонам не смотрят. Оборванные, как из концлагеря, на ногах чего только ни намотано, связаны между собой проволокой. Видел, как несчастные люди лопатами, кирками делали насыпь, как монотонно, не разгибаясь, не останавливаясь, пилили двуручной пилой - отдых им был не положен.

«Все сбегающие заключенные направлялись в сторону деревни Усть-Кизема, намереваясь так добраться до Черевково. Забыв при этом, что как-то нужно перебраться через речку Кизема и Устью, тогда ведь моста еще не было. - Об одном случае мне рассказал Шестаков Александр Федорович. Ему в пору строительства железной дороги на станции Кизема было 12 лет.

- С высоты прожитых лет, а мне уже 82 года, - продолжал рассказ А.Ф. Шестаков, - стыдно и больно вспоминать, как я вместе с соседом и его собакой Розкой ловил двух заключенных, которых мы увидели в нашей деревеньке. Поймав, посадили их в баню, но не учли того, что через окошко они выберутся. Сев в лодку, беглецы двинулись по Устье. Грести, видимо, не умели, так мы их быстро догнали. Они, заключенные, были такие худые, что, кажется, тронь их пальцем, так они и упадут. Причалив к берегу, зеки кое-как выбрались на угор, а там уже и бежать не могли. Невдалеке стояли стожары, так они повисли на них, чтобы не упасть от бессилия».

Расконвоированные зеки частенько наведывались и в Дмитриево. Кто за сеном для лошадей, кто продавал фуфайки, брюки, валенки, обменивали селедку на самосад и картофель. Женщины, у кого мужья воевали, за картошку выменивали у лагерных одеяла ребятишкам на пальто. Правда, такие обмены проходили по согласованию с лагерным начальством и они, в какой-то мере помогли выжить в суровое военное время заключенным и жителям близлежащих деревень. Так, Мария Борисовна из Дмитриево носила молоко в двух ведрах на коромысле за 16 км в Кизему, сдавая его там на кухню. На вырученные деньги купила дом в деревне Лихачево, перевезла его, и дом до сих пор стоит.

Устьяки вели снегоочистку железнодорожных путей. Девчонок из деревень Мехреньга, Маньшинская, Дмитриево постоянно гоняли на станцию, чтобы убирать снег. Заключенные им запомнились очень боязливыми. Стоило девушкам закричать, так они врассыпную убегали. Просили у них только курева.

Немало устьянских женщин, начиная с 1941 года, работало на оборонных и на станции Илеза. Рубили лес, кряжевали его, вывозили к железной дороге на лошадях. Тогда и нагляделись деревенские на заключенных, в которых душа чуть держалась. Илясова В.Б. из Бестужево рассказывала, что им приходилось вставать на работу и выходить из бараков в 3 часа ночи, чтобы успеть до выхода заключенных. Их колонна шла очень медленно. Не стесняясь местных, стрелки пристреливали тех, кто падал и не мог встать.

Осенью 1941 года напряжение на Северной железной дороге достигло критической точки. Сталин 14 октября прислал в Архангельский обком партии телеграмму, требуя немедленно ускорить выгрузку вагонов, необходимых для воинских перевозок. И в целом с первых дней войны график движения на Северной дороге значительно уплотнился. Начальники станции были строго предупреждены об ответственности за соблюдение сроков погрузки и разгрузки вагонов, чтобы не допустить ни минуты простоя. Это стоило неимоверных усилий тем, кто там трудился.

Августа Анисимовна Мартыненко из Сиников, работающая в войну и после нее путевым обходчиком на станции Вонжуга, рассказывала мне о том, как переживала сутки своего дежурства: лишь бы чего не случилось. А бывало всякое: почва зыбилась, рельсы лопались, вагоны падали. Паренек из деревни Маньшинская Анатолий Ипатов погиб на станции Кизема, когда паровоз с вагоном съехал с рельсов.

Александр Николаевич Ипатов из п. Кизема после осколочного ранения в ногу получил нестроевую и был направлен в пересыльный пункт дорожной милиции Кулой - Кизема. Он следил за сохранностью железной дороги и вагонов с углем. Рассказывал, что до 1944 года на «железке» работали наши заключенные, с 44-го в Киземкосм депо - стройбаты, а после войны - пленные немцы. Бараки для них находились в Отделении поселка Кизема, но особенно большие колонны стояли на станции Реваж.

В ноябре 1942 года заключенные построили второй путь Коноша - Обозерская, что увеличило пропускную способность железной дороги. В мае 1943 года появился Указ о введении военного положения на железнодорожном транспорте. За тот же год по Северо - Печорской дороге перевезено более миллиона тонн угля, нефти, огромное количество крепежа, шпал.

Северо - Печорская магистраль в тяжелое для страны время очень помогла обеспечить Ленинград, Москву, Поволжье углём, нефтью, лесом. Тогда же она дала толчок грандиозному экономическому развитию нашего района. Но, вместе с тем, «железка» стала братской могилой для тысяч советских людей. Не раз приходилось слышать мне в поездах грустные слова: «На костях заключенных трясемся». Сгинув, они не занесены в число жертв войны, не смотря на то, что здесь, на железной дороге, был ад не хуже, чем на полях сражений.